© 2001 г. С.Г. КИРДИНА

ИНСТИТУЦИОНАЛЬНЫЕ МАТРИЦЫ:

МАКРОСОЦИОЛОГИЧЕСКАЯ ОБЪЯСНИТЕЛЬНАЯ ГИПОТЕЗА

КИРДИНА Светлана Георгиевна - кандидат экономических наук, старший научный сотрудник Института экономики и организации промышленного производства Сибир­ского отделения РАН (г. Новосибирск).

В статье предпринимается попытка дать конструктивный ответ на исторический вызов, перед которым в последнее десятилетие оказалось российское общест­воведение. С точки зрения большинства западных теорий то, что происходило в Рос­сии после ее исторического поворота октября 1917 г., выглядит как исторический па­радокс, как исключение из правил, как результат рокового стечения обстоятельств или как логически необъяснимый социальный абсурд. Пока в общественных науках не будут открыты законы или общие правила, позволяющие дать достаточно убеди­тельное объяснение наиболее кардинальным социально-политическим трансформаци­ям, произошедшим в нашей стране за XX век, российские реалии по-прежнему будут рассматривать как проявление человеческих заблуждений, как результат произвола со стороны политических элит и объясняться иррациональными причинами.

Поиски решения поставленной задачи связаны, на наш взгляд, с выявлением си­стемного закона, в рамках которого кажущаяся уникальность России представляла бы одно из частных проявлений общих закономерностей. Предлагаемая концепция ин­ституциональных матриц направлена на выявление этих закономерностей, формиро­вание соответствующей методологии и понятийно-категориального аппарата, на основе которого наша российская действительность может быть корректно соотнесена с общемировым развитием. Концепция разработана на основе принципов системного анализа социальных объектов, связанных с традицией исследований Новосибирской экономико-социологической школы, а также институционального подхода [I].

Институт как центральное понятие теории институциональных матриц

Наша трактовка "института" как центральной категории в концепции институ­циональных матриц является междисциплинарным синтезом различных теоретических подходов и учитывает две ведущие тенденции в осмыслении этого понятия в мировой и в отечественной науке.

Первая тенденция состоит в размывании дисциплинарных границ институциональ­ных исследований. Сегодня институты стали объектом анализа в самых различных областях гуманитарного знания. Если до середины XIX в. "институции" изучались в основном правоведами и понимались как сугубо юридические установления, то уже на рубеже XIX-XX вв. к ним проявили повышенный интерес социологи. Так, Э. Дюркгейм характеризовал социологию как "науку о социальных институтах, их ге­незисе и функционировании" [2]. В 20-30 гг. XX в. к изучению институтов подключи­лись экономисты. Институциональное направление первоначально складывалось в рамках американской традиции изучения истории экономических институтов. Наиболее четко оно было представлено в работах Т. Веблена, а также Дж. Коммонса, Дж. М. Кларка, У. Митчела, У. Гамильтона и др. [З]. В рамках институциональных со­циально-экономических исследований институты рассматривались как образцы и нормы поведения [4], а также привычки мышления [5], влияющие на выбор стратегий эконо­мического действия в дополнение к мотивации рационального экономического выбо­ра. Неоинституционалисты 1970-90 гг. - О. Уильямсон, Р. Коуз, Д. Норт и др., в отли­чие от "старых" институционалистов, придали понятию института более широкий смысл [б]. Так, согласно известному определению лауреата Нобелевской премии Д. Норта институты - это "правила игры" в обществе, которые организуют взаимо­отношения между людьми и структурируют стимулы обмена во всех его сферах -политике, социальной сфере и экономике [7, с. б]. Институты также активно изу­чаются в антропологии, социальной психологии, политических науках, культурологии, экологии и т.д.

Вторая тенденция, тесно связанная с первой, состоит в дальнейшем обогащении содержания, вкладываемого в понятие "институт", что обусловлено участием специа­листов разного профиля в институциональных исследованиях. В изучении институтов все более очевидным становится движение вглубь, от тех феноменов, которые лежат на поверхности, к поиску лежащих за ними сущностей, к рассмотрению институтов как характеристик внутреннего устройства, определяющих закономерности развития об­щества и обеспечивающих его целостность. Если ранее институты, в зависимости от подхода, представлялись либо как юридические установления, либо как непосредст­венно наблюдаемые формы социального поведения, социальные роли или как типы организаций, то теперь они рассматриваются как явления и более общие, и более высокого порядка [8], а именно - как глубинные регуляторы общественных явлений. Среди социологов одним из первых на это обратил внимание Т. Парсонс, назвав инсти­туты решающим фактором интеграции и стабилизации общества [9]. Среди экономис­тов о том же заявил Д. Норт, когда противопоставил институты как системы депер-сонифицированных отношений и правил игры совокупности организаций, которые по этим правилам действуют [7, с. 19].

Обе тенденции свидетельствуют, на наш взгляд, об осознании все большим числом ученых роли институтов в развитии общественных систем, демонстрируют стремление добраться до институционального ядра современных обществ с тем, чтобы объяснить многообразие социальных процессов, происходящих в разных странах, глубже осмы­слить историю и перспективы общественного развития.

Отмеченные закономерности проявились и в отечественной науке. С XIX в. и вплоть до конца 1950-х гг. институты у нас изучались в основном в правоведении и рассматривались как "совокупность норм права, охватывающих круг общественных отношений" [10]. В других отраслях общественной науки институциональный подход долгое время был не только непопулярен, но и служил предметом осуждения. Пока­зательной является данная в Большой Советской Энциклопедии 1953 г. характе­ристика зарубежных институционалистов как "наиболее злобных врагов рабочего класса из всех представителей вульгарной политической экономии" [II]. Однако уже в 60-е гг. в рамках советской социологии институты выделяются как один из основных предметов исследования. С 90-х гг. они становятся объектом научного интереса и для российских экономистов. Понятие института заимствуется ими напрямую из новой ин­ституциональной экономической теории (прежде всего из работ Д. Норта и Р. Коуза) и выступает одним из методологических средств изучения рыночных преобразований в современной России и в странах СНГ.

Помимо экономистов, социологов и юристов, изучением институтов в России за­нялись политологи, историки, философы, культурологи. В 1999 г. обсуждению общест­венных институтов России в широкой исторической перспективе был посвящен меж­дународный интердисциплинарный симпозиум "Куда идет Россия" [12].

Заметен переход к определению внутренних, скрытых причин и механизмов функ­ционирования институтов, от "анализа действительности видимой, — как говорил Платон, - к действительности умопостигаемой". Это проявляется, прежде всего, в модификации понятия "институт". Так, в Российской социологической энциклопедии 1998 г. отмечено, что понятие института "подразумевает возможность обобщения аб­ страгированных из многообразных действий людей наиболее существенных типов дея­тельности и социальных отношений, путем соотнесения их с фундаментальными целя­ми и потребностями социальной системы" [13]. Именно с такой точки зрения трактуют­ся нами институты в концепции институциональных матриц. При таком подходе иссле­дования направлены на выявление внутренней общественной структуры, определяю­щей характер и направленность взаимодействия социальных групп, когда основная задача состоит в выявлении стабильной основы институтов, их устойчивого ядра.

Концепция институциональных матриц трактует институты, назовем их базовыми институтами, как глубинные, исторически устойчивые основы, социальной практики, обеспечивающие воспроизводство социальной структуры в разных типах обществ. Базовые институты представляют собой исторические инварианты, позволяющие об­ществу выживать, развиваться и сохранять самодостаточность и целостность в ходе исторической эволюции независимо от воли и желания конкретных социальных субъектов[1]'. Институты оформляются и закрепляются как в официальном порядке -через конституцию, законодательное и правовое регулирование и т.п., так и нефор­мальным образом - как нормы поведения, обычаи, традиции, исторически устойчивые системы ценностей и др. Это означает, что понятие базового института не редуциру­ется к его составляющим, а является целостным. О нем можно говорить только тогда, когда некое социальное отношение либо некая исторически устойчивая форма связи социальных субъектов (групп, территориальных общностей) существует и постоянно воспроизводится одновременно на формальном и неформальном уровнях, пронизывая все сферы общественной жизни.

Базовые институты первоначально складываются на основе исторического опыта в результате приспособления населения, проживающего на территории государства, к внешним условиям. По мере развития обществ названные институты обретают все более развитые и цивилизованные институциональные формы, сохраняя вместе с тем свою качественную специфику. Институты взаимообусловлены, определяют содержа­ние и поддерживают функционирование друг друга, т.е. образуют определенную си­стему. Функциями базовых институтов является регулирование основных обществен­ных сфер.

Основные сферы общества

В социальных науках сложилось представление об обществе как единстве его ос­новных подсистем - экономической, политической и культурной. Соответственно, эко­номические (хозяйственные), политические (властные) и социокультурные отношения рассматриваются социологами как ключевые с учетом того, что ни один из этих типов отношений не имеет заведомого приоритета, что они равнозначны в воспроизводстве общества как целостного организма. Насколько адекватно данное представление об обществе для того, чтобы определить институты, регулирующие деятельность каждой из выделенных сфер?

Наиболее четко социальные науки определили границы и функции экономической подсистемы общества. Именно поэтому изучение экономических институтов, начатое еще Адамом Смитом (хотя и не использовавшим данного термина) и продолженное марксистской политической экономией, а затем и трудами институционалистов, являет­ся наиболее "продвинутой" сферой институциональных исследований, имеющей своих мировых лидеров и Нобелевских лауреатов.

Политическая подсистема стала объектом активного исследования социальных наук во второй половине XX века. В 1950-60-е гг. в североамериканской политической

науке и социологии был разработан системный подход к политическому анализу, способствовавший обособлению политической социологии [14] как новой отрасли со­циологического знания. В ее рамках исследуются природа и функции политической подсистемы общества, сравниваются типы политических систем разных государств, изучаются политическое поведение, элиты, массы и т.д. К настоящему времени гра­ницы политической сферы и ее функции в обеспечении целостности общества обо­значены вполне определенно, и изучение политических институтов стало популярной темой социологических исследований.

Что же касается сферы культуры, то ее рамки не определены, и эта терминологи­ческая и содержательная неопределенность является одной из причин того, что куль­тура не исследована институционалистами с той же тщательностью, как политика и, тем более, экономика. По определению культурологов, культура - это совокупность искусственных порядков и объектов, созданных людьми в дополнение к природным объектам. Она включает в себя также усвоенные формы человеческого поведения и деятельности, обретенные знания, образы самопознания и символические обозначения окружающего мира [15]. Отмечается, что культура - это не только и не столько материальные достижения, сколько свод "правил игры" коллективного существования, выработанная людьми система нормативных технологий и оценочных критериев по осуществлению различных социальных действий. Определяемая так культура охва­тывает все общественные сферы и может быть рассмотрена в разрезе различных общественных подсистем и социальных групп. О таком понимании феномена культуры идет речь в исследованиях экономической и политической культуры, рассматриваемых как проявления и составные части культуры, свойственной обществу в целом. Иссле­дования субкультур, в свою очередь, соотносят нормы поведения тех или иных социальных групп с доминирующим в обществе типом культуры.

Как же очертить границы культуры, обособить ее как общественную подсистему с тем, чтобы выделить специфические базовые институты, регулирующие ее функцио­нирование и воспроизводство? Т. Парсонс, крупнейший теоретик, занимавшийся струк­турой социетального общества, рассматривал культуру (наряду с двумя другими си­стемами - экономической и политической) как систему, обеспечивающую поддержание значимых институциональных образцов [9]. Если исходить из этого и согласиться с важнейшим тезисом Парсонса о роли идей как основы поддержания социального порядка, то в социологическом анализе (на социетальном уровне) культура предстает в первую очередь как идеологическая сфера, или идеология, потому что именно гос­подствующая идеология определяет социально значимые образцы и нормы поведения, которые следует соблюдать. В отличие от культуры, идеологическая сфера может быть четко обособлена от других общественных подсистем и содержательно, и функ­ционально. В масштабах общества как целого она обеспечивает системную интегра­цию общественных групп, поскольку основная функция идеологии состоит в сохране­нии действующей политической и экономической структуры и формировании соответствующих систем ценностей, разделяемых большинством населения.

Таким образом, с учетом стоящих перед нами задач представляется вполне адекватным и социологически корректным выделить в качестве основных, интег­рирующих и четко обозначаемых подсистем или проекций общества сферы экономики, политики и идеологии. Каждая из этих сфер выполняет свои специфические функции в обеспечении выживания и развития социума как единого целого и в то же время может быть охарактеризована свойственным ей комплексом базовых институтов, или институциональным ядром. Функция экономической подсистемы заключается в со­здании ресурсов жизнедеятельности для образующих общество субъектов, функция политики состоит в консолидации общественных сил, а функция идеологии - в обес­печении интеграции членов общества на основе разделяемых - осознанно или латент­но — ценностей и норм поведения.

Понятие институциональной матрицы

Впервые упоминание об институциональных матрицах встречается в работах пред­ставителей неоинституционального направления в экономике, специализировавшихся на изучении экономической истории - К. Поланьи и Д. Норта. Поланьи, не раскрывая содержание понятия институциональной матрицы, использует его для того, чтобы подчеркнуть социальную обусловленность любой экономики и необходимость учета социальных отношений при анализе форм экономических взаимодействий [16]. Инсти­туциональная матрица, по Норту, это комплекс взаимозависимых правил и нефор­мальных ограничений, совокупность которых определяет экономическую деятельность [7, с. 129], а также специфику экономических и политических институтов каждого конкретного общества и задает веер траекторий последующего их развития [7, с. 147-148]. Согласно Норту, каждое общество имеет свойственную только ему исторически сложившуюся институциональную матрицу.

Рассмотрение институциональных матриц в упомянутых и иных работах не явля­лось, насколько нам известно, основной темой исследований. Поэтому термин носил преимущественно иллюстративный характер и представлял собой скорее символ или образ, чем содержательное научное понятие, поскольку, во-первых, ему не было дано строгой дефиниции, и, во-вторых, он не был моносемичным, т.е. однозначно пони­маемым разными специалистами. В то же время сам термин, на наш взгляд, до­статочно удачен для того, чтобы использовать его для обозначения структуры ба­зовых институтов, составляющих предмет настоящего исследования.

Понятие "матрица" происходит от латинского слова matrix (matricis), которое пере­водится как "матка, материнская утроба". В современном языке матрица означает общую основу, схему, некую начальную форму, порождающую дальнейшие воспро­изведения чего-либо. Институциональная матрица - это исходная модель базовых социетальных институтов, сложившихся в сообществах, способных себя воспроизво­дить в истории. Все последующие институциональные структуры воспроизводят, раз­вивают и обогащают эту "первичную модель", сущность которой, тем не менее, сохраняется. Развитые, доступные для анализа формы институциональных матриц встречаются уже в древнейших государствах [17, с. 45-50]. Итак, институциональная матрица - это устойчивая, исторически сложившаяся система базовых инсти­тутов, регулирующих экономическую, политическую и идеологическую подсистемы общества. Иными словами, она есть архетипическая триединая социальная форма, система базовых экономических, политических и идеологических институтов, находя­щихся в отношении взаимно однозначного соответствия. Такая матрица лежит в основе меняющихся состояний конкретного общества и постоянно воспроизводится (см. рис. 1). Можно видеть, что: образующие матрицу институты представляют собой свое­образную внутреннюю арматуру, жесткую структуру, "стягивающую" основные под­системы общества в целостное образование, не позволяющую обществу распасться. Иными словами, институциональная матрица - это форма общественной интеграции в основных сферах жизнедеятельности социума - экономике, политике и идеологии.

В истории социологии уже были попытки определения априорных социальных форм, составляющих "геометрию социальной жизни". Один из таких подходов известен как формальная социология и связан с именем Георга Зиммеля. Формальная, или чистая социология, по Зиммелю, исследует формы взаимодействия между индивидами, обра­зующими общество, отделяя их "от содержания, в котором живут эти формы" [18]. Зиммель утверждал, что определенные социальные формы обладают априорным, или "необходимым" характером, отличаясь своим эмпирическим выражением в соответ­ствующих социальных ситуациях.

Институциональная матрица "задает" природу общества, определяет его специ­фику, воспроизводящуюся в ходе исторической эволюции. Другими словами, эконо­мические, политические и идеологические институты выступают как три ипостаси, три грани определенного типа общества. Экономика, или хозяйство, является основой физического воспроизводства общественного богат­ства, материальной базой для развития социума. В область политики входят государственное ус­тройство, формы правления и фундаментальная структура принятия и исполнения управленческих решений. Политическая структура однозначно согласована с типом экономической системы и обеспечивает мобилизацию ресурсов на достиже­ние общественно значимых целей и эффективное функционирование экономики. Идеология здесь понимается в широком смысле слова как сово­купность основных духовных ценностей, в которой ведущее место занимают господствующие идеи. Такие идеи представляют собой сложившиеся об­щественные нормы, определяющие массовое, типичное поведение социальных групп населения. Для экономической сферы доми­нирующая идея может служить обоснованием при принятии решений о направлениях использования общественного продукта, создаваемого населением страны. В полити­ческой сфере базовая идея есть критерий для оправдания того или иного государ­ственного порядка и складывающейся системы властных отношений.

Имеет ли каждое отдельное общество свою уникальную характерологическую институциональную матрицу? Или можно выделить несколько типов матриц, как, например, были выделены различные цивилизации? Или история всех человеческих обществ есть воспроизведение одной и той же матрицы и все различия между стра­нами связаны в основном с этапами, стадиями общественного развития, как предпо­лагают сторонники и последователи формационного подхода?

Мы полагаем, что многообразные институциональные комплексы, регулирующие жизнь древних и современных государств, имеют в своей основе одну из двух инсти­туциональных матриц. Мы назвали их Х и Y-матрицами, или восточными и западными. Отметим, что Х-(восточные) и У-(западные) институциональные матрицы как социоло­гические понятия не являются калькой со смысловой культурологической конструкции "Восток-Запад", при внешнем сходстве наименований[2]. В отличие от этого, макро-социологическое понятие институциональной матрицы выделяет в структуре обществ базовые институты, существующие независимо от культурного контекста, вне той цивилизационно обусловленной формы, в которых они реализуются в конкретных об­ществах на разных этапах исторического развития.

Итак, Х- и Y-матрицы различаются содержанием образующих их институтов, т.е. способами социальной интеграции в основных общественных сферах. Две эти матрицы задают различное устройство общественного бытия, представляют собой два альтер­нативных типа "универсального консенсуса" (выражение О. Конта), в которых обнару­живает себя интегрированная социальная жизнь. Специфика образующих их базовых институтов показана на рис. 2. Институциональное ядро Y - (западных) матриц составляют следующие институты:

в экономической сфере - это институты рынка, или обмена;

в политической сфере -федеративные начала государственного устройства, или институты федерации в широ­ком смысле слова;

в идеологической сфере - доминирование индивидуальных, личност­ных ценностей, приоритет "Я" над "Мы", или субсидиарность [17,с. 104], а значит- примат личности, ее прав и свобод по отношению к ценностям сообществ более высокого уровня, имеющим дополнительный (субсидиарный) характер по отношению к личностным ценностям. Общественное устройство большинства стран Европы и США характеризуется Y-матрицей.

Институциональное ядро Х - (восточных) матриц образуют иные базовые инсти­туты:

в экономической сфере - это институты нерыночной экономики (редистрибутивной по К. Поланьи [16], раздаточной по О. Бессоновой [19], централизованно управляемой по В. Ойкену [20]);

в политической сфере - это институты унитарно-централизованного государственного устройства;

в идеологической сфере это доми­нирование коллективных, надличностных ценностей, приоритет "Мы" над "Я" (то, что в русском языке вкладывается в понятие "соборность", а в мировой научной литера­туре обозначается термином "коммунитарность"). Х-матрица характерна для России, Египта, Китая, ряда других стран Азии и Латинской Америки.

В данной статье мы не останавливаемся на подробном описании названных инсти­тутов, ограничившись отсылками заинтересованных читателей к монографии автора [17, с. 178-195] и к другим работам. Так, о коммунальности - некоммунальности мате­риально-технологической среды, определяющей, в конечном счете, тип складываю­щейся в государствах институциональной матрицы, можно прочесть в [21]. Описание институтов рыночной экономики, изучавшихся еще Адамом Смитом, имеется практи­чески во всех учебниках по economics. Характеристика основных институтов разда­точной экономики дана О.Э. Бессоновой [22] - автором институциональной теории хозяйственного развития России, или теории раздаточной экономики. Об институ­тах, образующих федеративные и унитарно-централизованные политические системы, см. в [23].

Х и Y-матрицы следует понимать как идеаль­ные типы в веберовском смысле. Ж. Коэнен-Хуттер считает, что в последние десяти­летия представление об обществе как системе было по существу "законсервировано", в то время как концепция системы - это наилучший способ объяснения идеи взаимо­связи, в чем и проявляется, собственно, сущность социологического мышления [24]. В то же время институциональные матрицы - это не только идеальный тип и методо­логический подход. Их исследование актуализирует задачу, сформулированную еще в начале века Э. Дюркгеймом. Вспомним, что Дюркгейм призывал видеть в обществах "реальности, природа которых нам навязывается и которые могут изменяться, как и все естественные явления, только сообразно управляемым ими законам. ...Мы оказы­ваемся, таким образом, перед лицом устойчивого, незыблемого порядка вещей, и настоящая наука становится возможной и вместе с тем необходимой для того, чтобы описывать и объяснять, чтобы выявлять его характерные признаки и причины" [25]. Институциональные матрицы отражают, по нашему мнению, этот незыблемый поря­док, который необходимо распознать и действовать в соответствии с его законами.

Свойства институциональных матриц

Главное свойство таких матриц - комплиментарность или взаимное дополнение (от франц. "complementaire" - "дополнительный") образующих их базовых институтов, т.е. взаимно однозначное соответствие экономических, политических и идеологических ин­ститутов, подходящих друг к другу как "ключ к замку" в каждой матрице. Это озна­чает, что если в экономической сфере доминируют институты рынка, то в полити­ческой сфере действуют комплиментарные по отношению к ним институты федера­тивного государственного устройства. При этом идеология характеризуется приматом личностных ценностей - идет ли речь о культе античных героев, идее субсидиарности, составляющей ядро католической христианской доктрины [17, с. 104], или о приорите­те прав и свобод личности как основы либеральной системы ценностей. И наоборот: доминирование в экономической сфере институтов раздаточной, или редистрибутивной экономики предполагает унитарно-централизованное устройство государства и соответствующие ему политические институты. Стабилизация такого типа обществ обеспечивается приматом коллективных, или коммунитарных ценностей в идеологиче­ской сфере, выражаемых в разных формах - от конфуцианства и соборности до комму­нистической идеологии или социального или субсидиарного государства.

Принадлежность страны к той или иной институциональной матрице отнюдь не означает, что в ней не действуют альтернативные институты. Так, в западных стра­нах рыночные институты сосуществуют с институтами редистрибуции, федеративное устройство - с политическими институтами унитарно-централизованного типа, а в об­ществе присутствуют альтернативные идеологии и ценности. Аналогичным образом, в государствах с Х-матрицей восточного типа в экономической сфере в той или иной мере постоянно присутствуют институты рынка, а в политической сфере - институты федерации. В сфере идеологии такого типа государств доминирование коммунитарных ценностей не означает полный отказ от комплекса идей, воплощающих идею субси­диарности.

Но при этом действует принцип доминирования базовых институтов. В каждом кон­кретном обществе базовые для его институциональной матрицы институты доминиру­ют над институтами альтернативными. Последние имеют вспомогательный, дополни­тельный, менее распространенный характер, обеспечивая устойчивость институцио­нальной среды в той или иной сфере общества благодаря наличию "противовесов". Аналогично тому, как в живой природе доминантный ген, "подавляя" рецессивный, за­дает проявляющиеся признаки организма, так и базовые институты определяют характер складывающейся в обществе институциональной среды, задают рамки и ограничения для действия дополнительных, вспомогательных институтов. Например, государственный сектор в рыночной экономике западных стран, являясь проявлением или одной из форм публичной собственности, действует, тем не менее, по законам рынка, его функционирование регулируется, соответственно, институтами обмена, конкуренции и прибыли. В то же время деятельность частного сектора экономики стран с восточными институциональными матрицами, наоборот, всегда регулируется рамками раздаточной, или редистрибутивной экономики, а государство на всех этапах исторического развития выступает основным актором хозяйственного процесса.

Анализ отечественной и зарубежной истории позволяет выделить также особен­ности действия базовых и дополнительных институтов в обществе. Базовые инсти­туты, соответствующие типу институциональной матрицы данного государства, раз­виваются более свободно, спонтанно. Развитие же альтернативных, вспомогательных институтов, обеспечивающих, во взаимодействии с базовыми институтами, сбаланси­рованное развитие той или иной общественной сферы, требует целенаправленных усилий со стороны социальных субъектов для своего внедрения. Без этого спонтанный характер действия базовых институтов может привести общество в состояние хаоса и кризиса. Так, описанное К. Марксом стихийное действие рыночных институтов приво­дит к кризисам перепроизводства, уничтожающим саму основу рынка. Для баланси­ровки экономического развития общество должно сознательно, "сверху" внедрять альтернативные институты и институциональные формы, характерные для неры­ночной экономики - регулируемое производство, государственную политику занятости, ценовое регулирование и т.д. Наоборот, для нерыночных экономик необходимо созна­тельное, контролируемое внедрение альтернативных рыночных институтов. Без их целенаправленного встраивания в экономическую жизнь государств с восточной инсти­туциональной матрицей стихия редистрибуции также приводит к экономическому кри­зису (в форме недопроизводства), застою, депрессии, как и спонтанное действие инсти­тутов рынка в странах с западной институциональной матрицей.

Анализ мировой истории показывает, что сознательное, тщательное регулируемое встраивание альтернативных институтов и соответствующих им институциональных форм в общественную жизнь объясняет известные примеры германского и японского чуда, феномен "прыжка тихоокеанских тигров" и т.д.

Говоря об институциональных матрицах, следует отметить их историческую устой­чивость, инвариантность по отношению к внешним воздействиям и к действиям социальных сил внутри страны. Не отменяя развития тех институциональных форм, в которых реализуются базовые и дополнительные институты в ходе исторического раз­вития, инвариантность означает сохранение природы институциональной матрицы. Ее устойчивость определяет каналы, русло, "исторический коридор" эволюции конкрет­ных обществ, общее направление социальных изменений.

Но как соотнести устойчивость институциональных матриц и революции? Мы полагаем, что по своей сути социальная революция представляет собой спонтанное возвращение общественных структур к исходной институциональной матрице, деформированной вследствие внешнего вмешательства или неосознанных действий социальных субъектов внутри страны. Зачастую через революцию восстанавлива­ется непрерывность исторического процесса, происходит возвращение к поступатель­ной спирали развития общества, на путь, обусловленный типом его институциональной матрицы. Революция, в конечном счете, приводит к восстановлению институциональ­ного равновесия в обществе и возвращает его в рамки эволюционного развития.

Такое суждение только на первый взгляд кажется парадоксальным. Возьмем исходное значение понятия "революция". Само слово revolve в переводе с латинского языка означает "возвращение", "откат, круговорот". Производный от него термин "революция" появился в XIV в. в естественных науках и означал "вращательное движение, хождение по кругу". Например, Н. Коперник озаглавил свою знаменитую работу 1543 г. "De Revolutionibus Orbium Celestium" ("О вращении небесных сфер"). В XVII в. термин "революция" был заимствован политической философией и стал обозначать циклическую смену правителей или всей политической элиты в истории государств. В тот период понятие революции относилось к процессу "прохождения через стадии цикла, которые, в конечном счете, ведут назад к идентичному или подобному состоянию" [26]. Затем такое понимание революций было забыто, и они стали пониматься "с точностью до наоборот".

Начало общераспространенным сегодня представлениям положила трактовка К. Марксом событий Великой французской революции 1789 г. Марксистская теория революций акцентирует внимание на радикальных изменениях в экономической и политической организации общества, прогрессивной смене основных форм социальной жизни. Со времени Маркса революции понимаются как радикальное прогрессивное изменение общества в ключевых аспектах, ведущее к его обновлению.

Однако многие факты не укладываются в это объяснение. Так, анализ российских революций свидетельствует о том, что через их посредство общество восстанавливало доминирование базовых институтов, присущих институциональной матрице нашего государства. Так, после революций начала XX в. в стране в новых институциональных формах были восстановлены институты раздаточной (редистрибутивной) экономики, деформированные в ходе так называемого "развития капитализма" в России. При этом было воссоздано централизованное государство, а восстановление коммунитарной идеологии осуществлялось путем замены соборного православия, господствовавшего до конца XIX в., на коммунистическую доктрину.

Примером восстановления приоритетов институтов западной институциональной матрицы является эпоха французских революций 1789-1871 гг. А. де Токвиль, сравнив Францию первой половины XIX в. с Францией до революции 1789 г., объяснял причину революции сверхцентрализацией государственной и местной власти. Аналогичное противоречие в устройстве политической системы Франции отмечал наш соотече­ственник - С.Ю. Витте, считавший причиной французских революций несоответствие парламентской формы правления, как основы политического строя французского государства, административному централизованному устройству местных учреждений [27]. С точки зрения концепции институциональных матриц, в стране имели место агрессивные попытки деформации политической структуры федеративного типа в направлении, характерном для унитарно-централизованных политических систем. Согласно этому подходу революция означала стихийный возврат французского об­щества к имманентной его природе политической структуре.

На наш взгляд, "восстановительный" характер имеют современные так называе­мые "революции" в государствах Восточной Европы. После войны в результате силь­ного внешнего влияния они оказались вынужденными развивать у себя институты альтернативной общественной системы, противоречащие исходной Y-матрице боль­шинства этих стран. Когда это влияние ослабло, восточноевропейские страны смогли относительно быстро восстановить исторически свойственный им институциональный порядок.

Таким образом, если социальные действия в долговременной перспективе проти­воречат природе общества, если не происходит их коррекции в результате "обратных связей", то возрастает вероятность революции. В этом смысле революцию следует рассматривать позитивно. Хотя она и является менее предпочтительным средством, чем проведение реформ, но она позволяет предотвратить процесс распада общества и его уничтожение перед лицом внешней экспансии. Естественно, что для общест­венного прогресса наиболее предпочтительным является путь целенаправленного реформирования экономических, социальных и политических отношений государства в соответствии со свойствами институциональной матрицы, лежащей в его основе.

Заключение

Институциональное устройство общества постоянно интересовало социологов, но в последние десятилетия приоритет в теоретическом изучении институтов явно принад­лежал экономистам. Свидетельством этого являются распространение институцио­нального подхода в экономике и присуждение Нобелевских премий наиболее после­довательным представителям институционального экономического направления — Р. Коузу (1991), Д. Норту и Р. Фогелю (1993). В то же время специфика эко­номической науки, несмотря на очевидные достижения своих лучших представителей, затрудняет выработку в ее рамках институциональной теории, описывающей общест­во как целостную структуру,

Эта задача может быть решена на основе концепции институциональных матриц, реализующей социологический взгляд на институциональное устройство общества. Эта концепция, по нашему мнению, отражает реальные, постоянно присутствующие в обществах латентные знания об их собственной природе. Об этом свидетельствуют наличие конкретных рецептов поведения населения в экономической и политической сфере, а также историческая память, которая сохраняет систему неписаных правил, ориентирующих каждое новое поколение в институциональной структуре общества.

Общественная мысль регулярно предпринимает попытки перевести это неявное знание в конкретные теории и научные доктрины. Будучи осмысленным, такое знание может быть использовано для целенаправленного программирования общественной деятельности, что позволит каждому обществу глубже понять смысл собственной биографии и с меньшими издержками осуществлять свое развитие в канале присущей ему эволюции.

СПИСОК ЛИТЕРАТУРЫ

1. Социальная траектория реформируемой России. Исследования новосибирской экономико-социологи­ческой школы. Новосибирск: АО "Наука РАН", 1999. С. 56, 119-120, 124.

2. Дюркгейм Э. О разделении общественного труда. Метод социологии. М.: Наука, 1991. С. 20.

3. International Encyclopedia of the Social Sciences. The Macmillan Company & The Free Press. 1968. Vol. 4 A. Economic Thought: The Institutional School. P. 462-467.

4. Селигмен Б. Основные течения современной экономической мысли. М.: Прогресс, 1968. С. 99-104.

5. Веблен Т. Теория праздного класса. М.: Прогресс, 1984. С. 104.

6. Ходсон Дж.М. Жизнеспособность институциональной экономики // Эволюционная экономика на пороге XXI века. Доклады и выступления участников международного симпозиума (Пущино, 23-25 сентября 1996 г.). М.: Изд-во "Япония сегодня", 1997. С. 6.

7. Норт Д. Институты, институциональные изменения и функционирование экономики. М.: Фонд экономической книги "Начало", 1997.

8. The Penguin Dictionary of Sociology. Penguin Books. 1984. P. 111.

9. Parsons T. Societies: Evolutionary and Comparative Perspectives. N.Y.: Prestige-Hall, 1966. P. 5—29.

10. Большая Советская Энциклопедия. М.: Советская энциклопедия, 1953. Т 18. С. 219.

11. Там же. С. 239.

12. Куда идет Россия? Кризис институциональных систем: век, десятилетие, год / Под общ. ред. акад. РАН Т.И. Заславской. М.: Логос, 1999.

13. Российская социологическая энциклопедия / Под общ. ред. акад. РАН Г.В. Осипова. М.: Издательская группа НОРМА-ИФРА, 1998. С. 158.

14. Collins Р. Большой толковый социологический словарь. Т. 2 / Пер. с англ. М.: Вече, ACT, 1999. С. 42-43.

15. Культурология. XX век. Словарь. СПб.: Университетская книга, 1997. С. 203.

16. Poluny К. The Livelihood of Man. N.Y.: Academic Press Inc., 1977. P. XXXII.

17. КирОина С.Г. Институциональные матрицы и развитие России. М.: ТЕИС, 2000.

18. Simmel G. Grundlagen der Sociologie. Individum und Gesellschaft. Berlin, 1920, S. 29.

19. Бессонова О.Э. Раздаточная экономика как российская традиция // Общественные науки и совре­менность. 1994. № 3; Она же. Раздаточная экономика в ретроспективе // Общественные науки и современность. 1998. № 4.

20. Ойкен В. Основы национальной экономии / Пер. с нем. М.: Экономика, 1996.

21. Кироина С.Г. Экономические институты России: материально-технологические предпосылки развития // Общественные науки и современность. 1996. № 6.

22. Бессонояа О.Э. Институты раздаточной экономики России: ретроспективный анализ. Новосибирск:

Изд-во ИЭ и ОПП СО РАН, 1997. С. 9-48.

23. Кироина С.Г. Институциональная модель политической системы России // Куда идет Россия?... М.:

Логос, 1999; Kirdina S. Two Political-Institutional Models in Globalisation Processes: Convergence or Self-Amplification? In: Russia Today: Sociological Outlook. Moscow, 1999.

24. Коэннен-Хуттер Ж. Социология и проблемы современного общества. // Социология на пороге XXI века:

Новые направления исследований / Под ред. С. И. Григорьева (Россия) и Ж. Коэннен-Хуттер (Швейцария). М.: Интеллект, 1998. С. 15.

25. Дюркгейм Э. Социология, ее предмет, метод и назначение. М.: Канон, 1995. С. 269.

26. Collins P. Op. cit. P. 148.

27. Tocqueville A. L'ancien regime et la revolution en France. Paris, 1956; Bumme С.Ю. Самодержавие и земство. Второе издание. Stuttgart: Verlag und Driick von J.H.W. Dietz Nacht (Gmbh). 1903. С. 31-35.