КИРДИНА-ЧЭНДЛЕР
СВЕТЛАНА
персональный сайт
ПОДДЕРЖКА
САЙТА
Институт
экономики РАН
Цитатa дня:
Если ты толстый, принимай изящные позы.
19-04-2024,
пятница
Yandex Counter

Публикации и выступления Статьи в журналах

Скачать 32,6 Кб

С. Г. Кирдина, д.с.н., Институт экономики РАН, Москва

Постсоветский институционализм в России: попытка обзора[1]

Институционализм представляет сегодня одно из самых модных и популярных течений, подхваченных отечественными экономистами всех поколений. В России широкое распространение институциональных концепций характерно для постсоветского периода, поэтому мы и обозначили анализируемый подход как постсоветский институционализм. На наш взгляд, институционализм означает привнесение в экономический анализ социологических идей и подходов, хотя не всегда ссылки на эту преемственность присутствуют. В российской науке институциональная экономическая теория началась с освоения зарубежных концепций, которые затем были адаптированы или развиты отечественными учеными.

Но сначала – краткая историческая справка о «доинституциональном» состоянии экономической науки. Начиная с середины XIX века и вплоть до конца 1950-х годов институты в нашей стране изучались в основном правоведами и рассматривались как "совокупность норм права, охватывающих круг общественных отношений" (БСЭ, 1953, с. 219). В теории права слово “институт” обозначает как “комплекс норм, регулирующих однородные общественные отношения”, так и учреждения и органы власти, обеспечивающие применение этих норм. Один из основателей институционализма Морис Ориу первые называл “институтами-вещами”, вторые – “институтами-корпорациями” (Ориу, 1929, с. 113). В других отраслях советского обществоведения, в том числе и в экономике, институциональный подход долгое время был не только непопулярен, но служил предметом осуждения. Показательной является характеристика зарубежных институционалистов в Большой

Советской Энциклопедии 1953 г. как "наиболее злобных врагов рабочего класса из всех представителей вульгарной политической экономии" (БСЭ, с. 239). Интерес к изучению институтов проявился в нашей стране лишь в 1960-е годы, и, прежде всего, в рамках формировавшейся в тот период советской социологии. Здесь институты рассматривались в качестве составной части предмета новой науки. Социальные институты определялись как "относительно устойчивые типы и формы социальной практики, посредством которых организуется общественная жизнь, обеспечивается устойчивость связей и отношений в рамках социально организованного общества" (Социология, 1990, с. 157). При этом акцент делается на том, что институт - не только совокупность лиц и учреждений, снабженных определенными материальными средствами, а также набор социально ориентированных стандартов поведения в типичных ситуациях. Но, провозгласив институты основным объектом изучения, социологическая наука рассматривала их преимущественно как одно из оснований для типологизации отраслей социологии на макроуровне (социология семьи, поскольку существует институт семьи, социология образования, поскольку есть институт образования и т.д.) сосредоточившись на анализе не институтов, но социальных процессов и социально-групповой общественной структуры.

Адаптация зарубежного нео-институционализма

В 1990-е годы институты, наконец, становятся объектом научного интереса для российских экономистов, но институциональный подход пришел в экономику не из отечественной социологии, а на волне активного освоения новых теоретических концепций нео-институционалистов западных стран. Такой способ распространения институциональных концепций наложил на российский институционализм свою специфику, отличающую его от зарубежного, где он имел свои традиции и историю[2].

Как известно, западные экономисты подключились к исследованию институтов в 20-30-е годы ХХ века. Институциональная школа в экономических исследованиях берет свое начало в американской интеллектуальной традиции, начиная с Т. Веблена. К ней также относят Дж. Коммонса, Дж. М. Кларка, У. Митчела, У. Гамильтона и др. (International Encyclopedia of the Social Sciences, 1968, p. 462-467). В рамках институциональной экономики институты рассматривались как образцы и нормы поведения (Селигмен, 1968, с. 89-104), а также привычки мышления (Веблен, 1984, с. 104), влияющие на выбор стратегий экономического поведения в дополнение к мотивации рационального экономического выбора.

В отличие от "старых" институционалистов, нео-институционалисты экономической науки 1970-90-х годов - О. Уильямсон (Уильямсон, 1996), Р. Коуз, Д. Норт (Норт, 1997; North, 1990) и др. - придают понятию института более широкий смысл, рассматривая их в качестве важнейших факторов экономических взаимодействий. Так, согласно известному определению нобелевского лауреата Д. Норта, институты - это "правила игры" в обществе, которые организуют взаимоотношения между людьми и структурируют стимулы обмена во всех его сферах - политике, социальной сфере или экономике (Норт, 1997, с. 16). Здесь западные экономисты следуют тенденции, характерной и для изучения институтов в социологии. Она состоит в следующем: если ранее институты, в зависимости от подхода, представлялись как юридические установления, как непосредственно наблюдаемые формы социального поведения, социальные роли или как типы

организаций, то теперь они начинают рассматриваться как явления более общие и более высокого порядка, а именно, как регуляторы общественных явлений. Все большее число ученых осознает, что институты представляют собой наиболее существенный и малоизученный элемент общественных систем, все более велико стремление исследователей добраться до институционального ядра современных обществ, с тем, чтобы объяснить многообразие происходящих социальных процессов в разных странах, глубже осмыслить историю и рационализировать перспективы общественного развития. Как пишет Ш. Эйзенштадт, выяснение того, как оказывается возможным поддержание социального порядка, постепенно становится фундаментальной проблемой в изучении социальных взаимодействий. Именно поэтому "мало-помалу фокус социологического анализа перемещается в собственно институциональную сферу, в самое устройство человеческого общества" (Эйзенштадт, 1999, с. 19). Аналогично и в экономической науке западных стран - развитие схем институционального анализа в значительной мере связывалось с осознанием ограничений ортодоксальной экономической теории и попытками преодолеть внеисторическую и механистическую трактовку экономической деятельности в классических аналитических схемах «мэйнстрима» (Ходжсон, 1997), желанием глубже понять латентные и социальные механизмы экономического развития. Развитие в этом направлении демонстрируют подходы к изучению институтов Дугласа Норта, противопоставившего институты как системы деперсонифицированных отношений и правил игры организациям, которые по этим правилам действуют (North, 1990).

Подытоживая краткое изложение основ и истории институционального подхода, нельзя не сделать важного замечания: хотя идеи западного институционализма стремились выйти за пределы базовых постулатов ортодоксальной теории[3], вместе с тем, они оставались в рамках рыночной парадигмы (Нестеренко, 1997, с. 11). Это выражается в том, что, во-первых, используется близкое мировоззрение, основу которого составляют принципы методологического индивидуализма. Во-вторых, изучается тот же набор

явлений, та же часть социальной реальности – а именно – экономическое поведение субъектов рынка, именно для их анализа и конструируется структурно схожий понятийный аппарат. То есть возможно составить список объяснений, переводящих термины нео-институционалистов на язык ортодоксальных экономистов. Например, экономия трансакционных издержек реализует принцип максимизации, институты могут рассматриваться как средство достижения рыночного равновесия в условиях экстерналий (внешних эффектов), и т.д. В-третьих, институционализм, как и ортодоксальная теория, также рассматривает все формы человеческого взаимодействия как обмен (используются также термины "сделка" и "трансакция"). При этом речь идет не только об обмене материальными благами, но и о более широкой их трактовке. Условия обмена представляют собой контракт (Нестеренко, 2003, с. 383). Как отмечает М. Блауг, «Школа институциональной теории представляет собой не более чем легкую склонность к отступлению от ортодоксальной экономической науки» (Блауг, 1999, с.958). Институционалисты, по его мнению, как и представители молодой исторической школы, потерпели неудачу в создании социально нейтральной экономической теории, хотя и преследовали цель такую теорию создать. В связи с этим современный институционализм, развиваемый западными учеными, представляет собой последовательное продолжение «рыночного фундаментализма», угроза которого в экономической теории осознается все более широким кругом ученых, к которым можно отнести Дж. Сороса, нобелевских

лауреатов Л. Клейна, Дж. Тобина, Дж. Стиглица и др. (Ольсевич, 2004). В этом смысле справедливо утверждение Хайлбронера о том, что экономическая наука западных стран соответствует социальному порядку капитализма, она представляет собой свод знаний и убеждений прежде всего о нем (Heilbroner, 1989, ch. 8). И неоклассические, и институциональные теории предназначены для описания одного и того же типа экономической системы, при которой жили и живут их создатели.

Итак, американский и европейский нео-институционализм, который активно заимствуется сегодня российскими учеными, опирается, как мы увидели, на собственные присущие ему традиции, имеет свою историю развития используемого категориального аппарата и находится в русле рыночной парадигмы. Привнесенный на российскую почву, где таких традиций не было, он адаптируется к существующим у нас условиям. Эти условия определяют специфику пост-советского институционализма в России. В чем она состоит?

Поскольку адаптация тех или иных заимствуемых положений осуществляется конкретными учеными (или группами, научными коллективами), то их традиции научной работы, квалификация, взгляды накладывают на этот процесс свой отпечаток. Наши наблюдения и анализ аудитории, собираемой на конференциях, семинарах и докладах по институциональной проблематике, позволяют выделить четыре фокус-группы, в наибольшей мере адаптировавшей современные нео-институциональные концепции[4].

Первая группа – это часть эконом-социологов, тех социологов, которые социологическими методами изучают экономические отношения. Это направление называется «экономическая социология». Современных российских эконом-социологов отличает пристальное внимание к новой институциональной экономической теории и интенсивное заимствование ее концептуального материала. Причиной активного освоения новых категорий и понятий из экономической науки служит, как отмечают сами работающие в этом направлении исследователи, «неудовлетворенность социетальными структуралистскими подходами» (Радаев, 2001, с. 111), доминировавшими в советской социологии. Поэтому «творческие заимствования из смежных областей в рамках нового институционализма становятся для них инструментом обновления собственных подходов, попыткой «влить свежую кровь» (там же), позволяют по-новому взглянуть на предмет исследования и организовать получение новых результатов. Развивая характерные для западных концепций предпосылки методологического индивидуализма, исследователи в данном случае концентрируют свое внимание на анализе хозяйственных процессов на микроуровне, на локальных порядках, «оставив в стороне макромодели, описывающие институциональное устройство в масштабах всего общества» (там же, с. 113). Институты при таком подходе понимаются прежде всего, как правила, регулирующие практики повседневной деятельности и, одновременно, получающие импульсы для своего развития из такой практики (см. работы В.Радаева, 1997, 1998; В. Волкова, 1997, и др.). Институты образуют «не жесткий каркас, а гибкую поддерживающую структуру, изменяющуюся под влиянием практического действия» (Радаев, 2001, с. 113).

Ориентация российских ученых на методологические схемы западных институционалистов, использование разработанных ими категорий позволяет при проведении экономико-социологических исследований сосредоточиться на изучении тех сфер и видов экономической деятельности, которые «схватываются» именно этими категориями. В первую очередь к ним относятся рыночные отношения и связанный с ними комплекс прав собственности, структур управления и правил обмена. Неслучайно логическим развитием такого подхода в российском обществоведении является (как и для западной традиции) сведение экономической социологии к «социологии рынков»: именно этому направлению посвящена вышедшая недавно монография Вад. В. Радаева с соответствующим названием (Радаев, 2003). При таком подходе при анализе социальных изменений российского общества в фокусе исследований находятся преимущественно новые, возникающие в практике рыночные отношения, составляющие важную часть современного реформаторского процесса. Работы Вад. В. Радаева как наиболее авторитетного представителя этого направления – яркое тому свидетельство. Они посвящены изучению российского предпринимательства, малого бизнеса, ввозу контрафактной продукции, развитию торговых сетей и т.д. (ссылки на эти исследования см. там же). Воспроизводство или модификация прежних российских институтов, в отношении которых западная нео-институциональная теория не предлагает необходимого и адекватного категориального аппарата, как правило, не включаются в исследовательские схемы.

Другую фокус-группу исследователей, активно адаптирующих идеи и методы западного нео-институционализма в России, представляют экономисты-математики. Для представителей математической экономики нашей страны активный обмен с зарубежными коллегами был характерен и в прежние советские времена, когда для многих групп обществоведов такие контакты были затруднены. В эпоху перестройки этот обмен усилился. Одним из его результатов стало освоение и применение новых моделей, разрабатываемых в рамках современной институциональной теории, особенно эволюционных моделей фирмы. Интерес к применению зарубежных образцов в российских условиях (что всегда было характерной чертой инновационного поведения всех слоев населения в нашей стране – от царя Петра I до мастера Левши) сопровождался интересом и к стоящим за ними идеям институциональной экономики. При этом содержательная сторона – суть понятия «институт», определение специфики проявления заимствованных категорий в российских условиях и т.д., - представляется для экономистов-математиков менее важной, чем логика и стройность формальных построений. Экономисты-математики, также как и эконом-социологи, напрямую переносят категориальный аппарат западных нео-институционалистов на российскую почву, одновременно с соответствующими ему прикладными математическими процедурами (см. Макаров, 1997, 1999; Зотов, Пресняков, Розенталь, 1998, и др.). Неслучайно поэтому, что «на стыке» этого аппарата с нашей действительностью строгие в своих выводах и построениях математики так часто фиксируют парадоксы и сбои. Это утверждение иллюстрируют, например, блестящие работы Владимира Мееровича Полтеровича об институциональных ловушках или трансплантации институтов (Полтерович, 1999; Полтерович, 2001). Для объяснения обнаруживаемых сбоев используются уже не столько положения заимствованной нео-институциональной теории, сколько специфика российского общественного контекста.

Третью фокус-группу исследователей, развивающих идеи нео-институционализма в России, образуют преподаватели экономических высших учебных заведений, представители специализированных кафедр. Российский «кафедральный нео-институционализм» представляет собой, прежде всего, изложение его в учебных курсах, учебниках (Шаститко, 1995, 1997, 2003; Нуреев, 2001, Олейник, 2002), а также предложение в качестве методологии для проведения конкретных экономических исследований (Экономические субъекты постсоветской России, 2003 и др.). В этом направлении активны также российские вузы за пределами столицы. Так, данный журнал «Экономический вестник Ростовского государственного университета» и публикующиеся в нем авторы (В. В. Вольчик, О. Ю. Мамедов и др.) уделяют большое внимание обсуждению методологических проблем институциональной теории и перспективам ее преподавания в российских вузах. В Волгоградском государственном университете ведутся исследования по формированию понятийного словаря институционализма (Иншаков, Фролов, 2002). Новосибирский государственный технический университет известен своими образовательными школами-семинарами по изучению основ институциональной теории и попытками их приложения к анализу развития России (см., например, Литвинцева, 2003).

На наш взгляд, в данном случае популяризация и использование идей нео-институционализма - как для преподавания, так и в аналитических работах, - означают негласное принятие нашими учеными адекватности положений зарубежной экономической теории для объяснения российской реальности. Другими словами, подразумевается, что для хозяйственной жизни России справедливы исходные постулаты нео-институционализма, а именно: принципы методологического индивидуализма, экономического равновесия и максимизации полезности. Поскольку, как уже отмечалось, нео-институционализм не затрагивает жесткого ядра неоклассики и сохраняет ее базовые постулаты (Шаститко, 2002, с. 38). И если стоит согласиться с тем, чтобы шире практиковать обучение наших студентов основам и понятиям нео-институциональной теории, то трудно согласиться с тем, что неоправданно мало, на наш взгляд, уделяется внимания методологическим вопросам о границах ее применения в современной России. Как и в первом случае, в поле зрения проводимого анализа попадают далеко не все явления в экономической жизни страны.

Это ограничение стремятся преодолеть представители четвертой фокус-группы, которые применяют идее нео-институционализма в прикладных исследованиях российской экономики. Такая позиция активно реализуется В.Л. Тамбовцевым в ряде его работ (Тамбовцев, 1996, 1999 и др.). Плодотворным оказывается применение институционального подхода к анализу проблем трансформации крупнейших секторов народного хозяйства России, свидетельством чему являются известные работы новосибирского экономиста В.А. Крюкова (Крюков, 1998, Крюков и др., 2002) о развитии нефтегазового сектора. Во всех этих случаях применение нового подхода позволяет получать или «методологически сопровождать» интересные результаты конкретных работ, имеющих не только теоретическое, но и прикладное значение.

Для проанализированных четырех фокус-групп, адаптирующих идеи нео-инстиционализма в своих исследованиях, можно выделить две общие черты. Первая – методологическая. Вслед за зарубежными нео-институционалистами, отечественные исследователи рассматривают институты как внешний по отношению к экономике набор правил, выполняющих для нее функцию ограничений. Институты, реализуя свои координационные функции, рассматриваются ими как условия (или препятствия) для создания взаимовыгодного обмена, как рамки экономической деятельности. Нео-институционализм для большинства его российских последователей не означает нового «институционального видения» устройства самой экономики. Вторая общая черта – содержательная. Применение нового подхода позволяет изучать в основном либо адаптацию новых экономических форм, либо фиксировать отклонения, парадоксы, аномалии (с точки зрения данного подхода) в хозяйственном развитии нашей страны. Зарубежный нео-институционализм не дает достаточных средств, чтобы полно и всеобъемлюще исследовать основные «несущие» институциональные структуры российского хозяйства, обеспечивающие – вопреки внутренним сложностям и внешним воздействиям - воспроизводство и развитие экономики. Спроектированные на основе положений западного нео-институционализма исследовательские схемы не позволяют, на наш взгляд, в полной мере анализировать те составляющие эволюции российского общества, которые связаны с развертыванием сложившихся, исторически присущих стране социальных, в том числе экономических, институтов.

Несомненно, что адаптация зарубежного нео-институционализма во всех обозначенных преломлениях позволяет решать многие теоретические и практические проблемы, возникающие в ходе реформирования России. Но она пока не стала достаточной основой построения теории этого процесса, предусматривающей минимизацию цены трансформации российского общества, той теории, которую, как сказал в свое время Дуглас Норт, кому, как не нам, российским ученым, предстоит разработать (Мильнер, 1997, с. 8).

Социологический институционализм

Новосибирской экономико-социологической школы

Реализация институционального подхода в исследованиях Новосибирской экономико-социологической школы (НЭСШ), имеет ряд специфических черт, существенно дополняя, на наш взгляд, набор аналитических схем пост-советского институционализма. Поэтому мы рассматриваем этот опыт отдельно.

Новосибирская экономико-социологическая школа представляет собой определенную парадигму и методологию исследований, характерные для коллектива социологов (часто их называли «социальными экономистами»), в разное время работавших в отделе социальных проблем ИЭ и ОПП - Института экономики и организации промышленного производства Сибирского отделения Академии наук СССР (ныне Российской Академии наук) в новосибирском Академгородке. Признанная в России и за рубежом Новосибирская школа[5] при проведении исследований ставит во главу угла целостное восприятие социальных систем и социальных процессов, выявление регулирующих их действие механизмов. Для этой цели исследователями формируется специализированный понятийный аппарат, который позволяет учесть специфику современного состояния российского общества и понять закономерности его развития. В развитии институционального подхода к анализу экономической подсистемы общества эти особенности Новосибирской школы выражаются в полной мере. Каковы истоки такого подхода? Они – в истории становления НЭСШ.

Новосибирская экономико-социологическая школа начала формироваться со второй половины 1960-х годов. Основатель школы - действительный член Академии наук СССР по Отделению экономики Татьяна Ивановна Заславская, более 20 лет возглавлявшая отдел, была главным редактором первого экономико-социологического журнала в Сибири, председателем Сибирского Отделения Советской Социологической Ассоциации (ССА), а затем и Президентом ССА. Костяк школы в первоначальный период составился из десанта талантливых ученых, приехавших во времена «оттепели» из обеих столиц во вновь образованный новосибирский Академгородок. Затем заработал – и продолжает работать до сих пор – механизм собственного воспроизводства коллектива за счет пополнения выпускниками экономического (а теперь и социологического) факультетов Новосибирского государственного университета, проходящих в ИЭ и ОПП курсовую и дипломную практику.

Характерные черты НЭСШ складывались постепенно под влиянием ряда факторов. Во-первых, изначально коллектив включал в себя преимущественно ученых с глубокой университетской подготовкой в области общественных наук – экономики или философии. Это определило и доныне свойственный школе «академизм» и фундаментальный характер научных исследований, что является признанным в современном социологическом сообществе. Во-вторых, месторасположение известного своими свободами Академгородка, вдали как от центральных, так и местных властей, обусловило для исследователей возможность политической неангажированности при выборе тем и методов работы, что отличало новосибирских социологов от их коллег в столицах, находившихся под гораздо более сильным прессом и пристальным контролем партийных и советских органов. В-третьих, между учеными двух десятков академических институтов – от математических до биологических, компактно расположенных в Академгородке, имели место постоянные научные контакты. Это привносило в деятельность новосибирских социологов методы и подходы, характерные для естественных наук – от математического моделирования до экспедиционных исследований с выездом «на натуру». Широкое применение матметодов и постоянные социологические экспедиции с тех пор стали характерной чертой НЭСШ. В-четвертых, социологический коллектив постоянно трудился в рамках академического института экономического профиля, что не могло не сказываться на специфике проводимых исследований. Поэтому для школы всегда были характерны опора как на экономические методы, так и на добротную экономическую теорию. Наконец, в-пятых, расположение «в глубинке» определяло близость коллектива исследователей к происходящим в городе и на селе социально-экономическим процессам. Поэтому ориентация на постоянное взаимодействие с объектом изучения и выявление проблемных областей социально-экономической практики также всегда составляло одну из характерных черт научной школы.

Совокупность названных обстоятельств в сочетании с «сибирским характером» и трудоспособностью коллектива, свободного от множества столичных соблазнов, на протяжении ряда лет определяла специфику проводимых НЭСШ исследований, какой бы области они не касались. Представители школы неоднократно выступали первопроходцами в прокладывании новых путей в методологии и методике социально-экономических исследований. Не раз за свою историю НЭСШ выступала родоначальником новых для российского обществоведения сфер и объектов исследования. К таким новаторским разработкам следует отнести следующие.

С конца 1960-х гг. новосибирские ученые одними из первых ввели в практику активное использование самых современных количественных методов обработки данных.[6] С того времени и по сей день НЭСШ отличает как строгость в постановке и решении задач, так и постоянно развивающееся использование самых изощренных математических методов обработки социально-экономических данных, что обеспечивает достоверность получаемых результатов.

С 1970-х гг. новосибирцы активно разрабатывают и успешно применяют системные подходы к анализу социальных объектов. Они явились пионерами в приложении этого общенаучного метода в отечественной социологии. В тот период коллективом были подготовлены фундаментальные методологические работы в этом направлении[7].

В 1980-ые годы коллектив НЭСШ привлек внимание социологов к новой категории – внутренним механизмам развития социальных процессов, впервые начав применять так называемый «механизменнный подход» в своих исследованиях. Введенная лидерами школы Т. И. Заславской и Р. В. Рывкиной категория «социального механизма развития экономики» фокусировала внимание исследователей на движущих силах социальных процессов, протекающих как в экономической сфере, так и в обществе в целом[8]. Если использование системного подхода было направлено преимущественно на выявление структуры, статики, то есть элементов и связей целостного социального объекта, то при «механизменном подходе» на первый план выдвинулась задача анализа закономерностей социальной динамики. Ядро социального механизма составляли институты.

Категория социального механизма развития экономики была положена в основу нового направления исследований коллектива – экономической социологии. Книга Т. И. Заславской и Р. В. Рывкиной «Социология экономической жизни: Очерки теории», изданная в 1991 г., послужила одним из первых отечественных учебников по этой дисциплине. Тем самым НЭСШ выступила основоположником формирования экономической социологии в СССР и России.

С 1990-ых годов новосибирские социологи активно осваивают применение институционального подхода в своих исследованиях. В этот период институциональное направление становится «центральным направлением исследований Новосибирской социологической школы» (Калугина, 1999, с.119), что находит отражение в работах ее коллектива последних лет. Внимание уделяется институциональному устройству общества, анализу важнейших экономических институтов, деятельности социальных акторов в тех или иных институциональных рамках. Интерес к институциональной проблематике отразил переход к анализу более глубоких, не лежащих на поверхности, общественных структур, определяющих долговременную динамику развития российского общества, что логически развивает ранее присущие НЭСШ подходы. Они и определили и специфический социологический институционализм Новосибирской экономико-социологической школы. Он базируется одновременно на: а) активном освоении и творческой адаптации зарубежных концепций, б) синтезе разнообразных подходов и в) конструирования на их основе новых оригинальных методологических схем анализа.

Предложение собственных исследовательских схем и концепций составляет сегодня первую характерную черту работ НЭСШ в институциональном направлении. Вторым отличием институционального подхода в работах школы является стремление сочетать макро- и микроуровни исследований. Практически во всех работах коллектива, так или иначе, представлен макро-уровень анализа, при котором объектом выступает общество в целом или его важнейшие подсистемы. Если для исследований многих эконом-социологов, как отмечалось выше, при анализе первой из фокус-групп, характерен отказ от структуралистских аналитических схем, то в НЭСШ именно этот структуралистский подход получил свое развитие. Он выражается в анализе общества как социальной системы, изучении регулирующих его развитие институциональных механизмов, исследование специфики российского общества на основе категориального аппарата общих институциональных теорий. Если зарубежные ученые полагают, например, что «экономическая теория – это универсальная грамматика общественной науки» (Hirshleifer, 1985, p. 53)», то социологический институционализм Новосибирской школы, наоборот, выводит законы экономики из законов общественного целого. Именно в таком качестве социальная институциональная теория становится адекватным инструментом анализа «экономической проекции социальных систем». Здесь новосибирские ученые следуют определенной тенденции, характерной и для некоторых западных аналитических схем. Так, известный методолог экономической науки Хайлбронер указывает, искать корни экономики в институциональных основах общества весьма разумно, поскольку порой невозможно отличить, например, экономические, социальные и политические способы привнесения порядка общественной жизни (Хайлбронер, 1993, с. 47).

Очевидно, что если проанализированные выше схемы «адаптированного» пост-советского институционализма впрямую базируются на идеях новой институциональной экономической теории (и логически предшествующей ей микроэкономической теории неоклассики), то социологический институционализм Новосибирской школы тяготеет скорее к старым институционалистам (Т. Веблен, К. Менгер и др.)[9], хотя и произрастает из собственных корней. Нынешние концептуальные и теоретические схемы институционального анализа макро-уровня - естественное развитие работ Т.И. Заславской по методологии системного исследования социальных объектов (Заславская, 1985, 1999) и содержащихся в трудах Т. И. Заславской и Р. В. Рывкиной положений о сущности социальных механизмов развития экономики и общества, внутренним, глубинным элементом которых являются институты (Заславская, Рывкина, 1991).

Третья особенность институциональных исследований НЭСШ – ярко выраженный эволюционный подход. Эволюция в данном случае имеет определенный «телеологический» привкус, как в утверждении о том, что желуди эволюционируют в дубы (Wallerstain, 1995, p. 1). Это означает, что результат функционирования социальной системы является закономерным, «вписанным» в ее внутренние механизмы наподобие того, как программа биологического развития организма вписана в его генетический код. Такая трактовка эволюции предполагает, что исторические траектории социально-экономических систем до определенной точки вписаны в их структуры. Поэтому изучение макро-структур, составляющих одну из характерных черт НЭСШ, позволяет определять «коридоры» возможной эволюции социально-экономических систем.

Четвертой особенностью социологического институционализма Новосибирской школы является то, что он означает новое видение общества через призму его институционального устройства. Институты выступают не внешними условиями экономической деятельности, как это полагает микроэкономика, в т.ч. и институциональная, – напротив, они образуют самую ее сущность. Экономика рассматривается как система взаимосвязанных хозяйственных институтов, их функционирование и есть функционирование самой экономики. Впервые эта позиция была обозначена в работах О. Э. Бессоновой, предложившей институциональную теорию раздатка как особого типа экономики, с одной стороны, противостоящего, а с другой, системно дополняющего экономику рыночного типа (Бессонова, 1993, 1997, 1999). Идеи теории раздаточной экономики получили свое эмпирическое подтверждение в ходе нашей совместной работы по мониторингу преобразований жилищного городского хозяйства в 1992-1996 гг. (Бессонова, Кирдина, О’Салливан, 1996; Bessonova, Kirdina, O'Sullivan, 1996).

В последующем эти идеи послужили для автора данной статьи отправной точкой в разработке собственной макро-социологической гипотезы об институциональных матрицах, определяющих специфику функционирования и эволюции общества как социальной системы[10]. В рамках данной гипотезы выделяются стабильные базовые институты, обеспечивающие сохранение и функционирование социума. С другой стороны, анализируются изменчивые, мобильные институциональные формы, в которых реализуются базовые институты при конкретных культурно-исторических условиях. Экономика при этом рассматривается как проекция, срез, подсистема определенного типа общества, и специфика обусловливающих ее развитие институтов определяется характеристиками этого общественного целого (подробнее см. Кирдина, 2000, 2001; также сайт www.kirdina.ru).

Подытоживая, можно сказать, что для отмеченных исследований Новосибирской экономико-социологической школы характерен ряд свойств, которые позволяют зафиксировать наличие системной парадигмы в осмыслении общественных процессов. Свойства системной парадигмы не так давно были выделены известным венгерским экономистом Я. Корнаи (Корнаи, 2002, с. 10-12). Отметим наиболее важные, представленные в исследованиях НЭСШ.

1) Общественная система рассматривается в целом, объектом изучения являются взаимосвязи между этим целым и его частями.

2) Исследования имеют комплексный характер и не сводятся к какой-либо частной дисциплине (экономике, социологии, политологии). Особое внимание уделяется взаимодействию различных сфер функционирования общества.

3) Внимание исследователей сосредоточено на институтах, которые определяют рамки и ход конкретных процессов. Институты понимаются достаточно широко, как возникшие исторически и развивающиеся эволюционным путем[11].

4) Существует тесная увязка в понимании существующей организации общества и исторического процесса, в ходе которого она возникла.

5) Особое внимание уделяется большим изменениям и глубоким трансформациям, а не мелким постоянным переменам.

6) Отмечается, что дисфункции, присущие системам, имеют внутренний характер, они встроены в нее, их можно лишь смягчить, но не устранить, поскольку их способность к самовоспроизводству глубоко укоренена в самой системе.

7) Сравнение выступает наиболее типичным методом в системной парадигме. Оно осуществляется в основном на качественном уровне.

Я. Корнаи, выделивший черты системной парадигмы, представил список исследователей, наиболее последовательно, на его взгляд, ее реализующих, включив в него К. Маркса, Л. Фон Мизеса, Ф. фон Хайека, К. Поланьи, Й Шумпетера, В. Ойкена. К этому направлению он отнес и свои работы. Корнаи также отметил общее, объединяющее этих разных исследователей – все они изучали (изучают) два типа экономических систем, по-разному их называя (Корнаи, 2002, с. 6-9). Выделение двух типов альтернативных механизмов, которыми могут координироваться экономики – важный элемент системной парадигмы. Для отмеченных работ представителей НЭСШ также характерно внимание к анализу двух типов социальных (хозяйственных) систем, совместное их рассмотрение.

 

Резюме

 

Постсоветский институционализм широко представлен в экономических исследованиях, ведущихся учеными современной России. В нем можно выделить два непропорциональных «крыла». Первое представляет собой адаптацию идей зарубежных нео-институциональных теорий. К нему, во-первых, относятся исследования эконом-социологов, использующих категории нео-институционализма в социологических исследованиях экономики. Вторую группу образуют экономисты-математики, заимствующие идеи нео-институционализма в «корпусе» математических моделей, для которых те служат идеологическим обоснованием. Третья группа – это своеобразный «кафедральный нео-институционализм». Он популяризует и развивает зарубежные идеи в учебниках и предлагаемых программах исследований. Четвертую группу образуют экономисты, ведущие прикладные исследования конкретной экономики. Для них нео-институционализм предоставляет категориальный аппарат, с помощью которого могут быть объяснены некоторые новые реалии российской экономики.

Другое крыло, несравнимо меньшее по объему, это социологический институционализм Новосибирской экономико-социологической школы. Он опирается на собственную историю и, по сути, более тяготеет к тому, что в западной экономической науке называется традиционным институционализмом.

Для первого крыла институциональных исследований характерно преимущественное внимание к тем процессам, которые связаны с развертыванием в экономике страны рыночных отношений. Социологический институционализм Новосибирской школы представляет собой попытку выявления исторически устойчивых присущих России экономических институтов. Здесь рыночные экономики не рассматриваются как неизбежная альтернатива для всех стран. Стоит задача формулировки таких исследовательских теорий, в которых могут быть представлены и корректно сопоставлены разные типы экономических отношений, имеющие устойчивый характер и дополняющие друг друга. При этом тип экономики является одновременно и исходным, и производным для типа общества, в котором эти экономические отношения осуществляются.

 

БИБЛИОГРАФИЯ

Батыгин Г. С. Институционализация российской социологии: Преемственность научной традиции и современные изменения // Социология в России / Под ред. В. А. Ядова. М.: «На Воробьевых», ИС РАН, 1996.

Бессонова О.Э. Институты раздаточной экономики России: ретроспективный анализ. Новосибирск: ИЭи ОПП СО РАН, 1997.

Бессонова О.Э. Раздаток как нерыночная система// Известия СО РАН. Сер. Регион: экономика и социология, 1993, Вып. 1.

Бессонова О.Э. Раздаток: институциональная теория хозяйственного развития России. - Новосибирск: ИЭи ОПП СО РАН, 1999.

Бессонова О.Э., Кирдина С. Г., О'Салливан Р. Рыночный эксперимент в раздаточной экономике России. - Новосибирск: Изд-во Новосиб. ун-та, 1996.

Блауг М. Экономическая мысль в ретроспективе. М: Дело ЛТД, 1994.

Большая советская энциклопедия (БСЭ). - М.: Советская энциклопедия, 1953, 2-е изд. Т. 18.

Веблен Т. Теория праздного класса. - М.: Прогресс, 1984.

Волков В.В. Советская цивилизация как повседневная практика: возможности и пределы трансформации// Куда идет Россия?? Общее и особенное в современном развитии. - М.: МВШСЭН, 1997.

Заславская Т.И. О социальном механизме развития экономики// Пути совершенствования социального механизма развития советской экономики. - Новосибирск: ИЭиОПП СО АН СССР, 1985.

Заславская Т.И. Трансформационный процесс в России: социоструктурный аспект. Глава 8// Социальная траектория реформируемой России: Исследования Новосибирской экономико-социологической школы. - Новосибирск: АО "Наука РАН", 1999.

Заславская Т.И., Рывкина Р.В. Социология экономической жизни: Очерки теории. - Новосибирск: Наука, 1991б.

Зотов В. В., Пресняков В. Ф., Розенталь В. О. Анализ системных функций экономики: институциональный аспект // Экономика и математические методы, Т. 34. – 1998. № 2.

Измерение и моделирование в социологии / Отв. ред. Ю. П. Воронов. Новосибирск: Наука, Сиб. Отд-ние, 1969.

Иншаков О. В. , Фролов Д. П. Институционализм в российской экономической мысли (IX-XXI вв). В 2 т. Волгоград: Изд-во ВолГУ, 2002.

Калугина З. И. Новое время – новые задачи: институциональный подход к изучению трансформационных процессов (Глава 6). В: Социальная траектория реформируемой России: Исследования Новосибирской экономико-социологической школы. - Новосибирск: АО "Наука РАН", 1999.

Кирдина С. Г. Институциональные матрицы и развитие России. М: ТЕИС, 2000; 2-е изд, перер. и доп ., Новосибирск: ИЭиОПП СО РАН, 2001.

Корнаи Я. Системная парадигма // Вопросы экономики, 2002, № 4.

Крюков В., Севастьянова А., Токарев А., Шмат В. Эволюционный подход к формированию системы государственного регулирования нефтегазового сектора экономики. Новосибирск: ИЭиОПП СО РАН, 2002.

Крюков В.А. Институциональная структура нефтегазового сектора: Проблемы и направления трансформации. - Новосибирск: ИЭиОПП СО РАН, 1998.

Латова Н. В. В какой матрице мы живем? (этнометрическая проверка теории институциональных матриц) // Экономический вестник Ростовского государственного университета, 2003, том.1, № 3.

Литвинцева Г. П. Продуктивность экономики и институты на современном этапе развития России. Новосибирск: Наука, 2003.

Макаров В. Л. О применении метода эволюционной экономики. //Вопросы экономики № 3, 1997.

Макаров В. Л. Вычислимая модель Российской экономики. М: ЦЭМИ РАН, 1999.

Математика и социология / Ред. Ф. М. Бородкин. Новосибирск: ИЭиОПП СО АН СССР, 1972.

Методология и методика системного изучения советской деревни / Отв. ред. Т. И. Заславская. Р. В. Рывкина. Новосибирск: Наука. Сиб. Отд-ние, 1980.

Методы распознавания образов и их применение в социальных исследованиях / Ред. Н. Г. Загоруйко, Т. И. Заславская. Новосибирск: Наука,. Сиб. Отд-ние, 1969.

Мильнер Б. З. Институциональные проблемы рыночной экономики // Эволюционная экономика на пороге ХХI века. Доклады и выступления участников международного симпозиума (г. Пущино, 23-25 сентября 1996). М. Изд-во «Япония сегодня», 1997.

Нестеренко А. Н. Институционально-эволюционная теория: современное состояние и основные научные проблемы. // // Эволюционная экономика на пороге ХХI века. Доклады и выступления участников международного симпозиума (г. Пущино, 23-25 сентября 1996). М. Изд-во «Япония сегодня». 1997.

Нестеренко А. Н. Экономика и институциональная теория. М: УРСС, 2002.

Новосибирская социологическая школа. / Социологическая энциклопедия. М: Мысль, т. 2, 2003.

Норт Д. Институты, институциональные изменения и функционирование экономики. - М.: Фонд экономической книги "Начала", 1997.

Нуреев Р. М. Курс микроэкономики: Учебник для вузов. – 2-е изд., изм. – М: Издательство НОРМА, 2001.

Олейник А.Н. Институциональная экономика. М.: Инфра-М, 2002. 2-е изд.

Ольсевич Ю. Я. Трансформация хозяйственных систем. Курс лекций. М.: Московский государственный университет, 2004.

Ориу М. Основы публичного права / Пер. с франц.: Под ред. Е.Пашуканиса и Н.Челянова. – М.: Изд-во Ком. Акад., 1929.

Полтерович В. М. Институциональные ловушки и экономические реформы // Экономика и математические методы. 1999, Т. 35, Вып. 2.

Полтерович В. М. Трансплантация экономических институтов // Экономическая наука современной России,2001, № 3.

Попков Ю.В., Тюгашев Е. А. Новосибирская экономико-социологическая школа: взгляд со стороны. / Социальные взаимодействия в транзитивном обществе. / Под ред. М. В. Удальцовой. Новосибирск: НГАЭиУ, 2001.

Проблемы системного изучения деревни/Ред.Т. И. Заславская, Р. В.Рывкина. Новосибирск: Наука, 1975.

Пути совершенствования социального механизма развития советской экономики / Под ред. Р. В. Рывкиной. Новосибирск: ИЭ и ОПП СО АН СССР, 1989

Радаев Вад. В. Новый институциональный подход: построение исследовательской схемы // Журнал социологии и социальной антропологии. 2001. Том IV. № 3.

Радаев Вад. В. Социология рынков: к формированию нового направления. М: ГУ ВШЭ, 2003.

Радаев Вад. В. Экономическая социология: Курс лекций. - М.: Аспект Пресс, 1997.

Селигмен Б. Основные течения современной экономической мысли. - М.: Прогресс, 1968.

Социология и математика: Международный сборник статей. / Ред. А. Г. Аганбегяна, Ф. М. Бородкина и др. Новосибирск: ИЭиОПП СО АН СССР, 1970.

Социология: Словарь-справочник. Т. 1. М: Наука, 1990.

Тамбовцев В.Л. Институциональные изменения в российской экономике// Общественные науки и современность, 1999, № 4.

Тамбовцев В.Л. Экономическая политика для российской экономики// Общество и экономика, 1996, № 5.

Уильямсон О.И. Экономические институты капитализма. - СПб.: Лениздат, 1996.

Хайлбронер Р. Экономическая теория как универсальная наука // Thesis, 1993, вып. 1.

Ходжсон Дж. М. Жизнеспособность институциональной экономики// Эволюционная экономика на пороге XXI века. Доклады и выступления участников международного симпозиума (г. Пущино, 23-25 сентября 1996 г.). - М.: Изд-во "Япония сегодня", 1997.

Шаститко А. К. Новая институциональная экономическая теория. Третье издание. М: ТЕИС, 2002.

Эйзенштадт Ш. Революция и преобразование обществ. Сравнительное изучение цивилизаций. - М.: Аспект Пресс, 1999.

Экономические субъекты постсоветской России (Институциональный анализ) / Под ред. Р. М. Нуреева. М: Московский общественный научный фонд. Научные доклады 150 (1-3). В 3 частях. 2003.

Bessonova O., Kirdina S., O'Sullivan R. Market Experiment in the Housing Economy of Russia. Novosibirsk, 1996.

Davydova I. Die Novosibirsker Sociologishe Schule: Aufstieg ind Niedergang eines regionalen socialiwissenschaftlichen Zentrums // Oswald Ingrid, Possekel Ralf, Stykow Petra, Wielgolis Jan (Hg.) Socialiwissenschaft in Rusland. Bd. 2. Berlin, 1997.

Heilbroner R. Behind the Veil of Economics. New York: Norton, 1989.

Hirshleifer J. The Expanded Domain of Economics // American Economic Review, December 1985, v. 75.

International Encyclopedia of the Social Sciences. The Macmillan Company & The Free Press. 1968. V. 4. A. Economic Thought: The Institutional School.

North D.C. Institutions, Institutional Change and Economic Perfomance. Cambridge: Cambridge Univer. Press, 1990.

Wallerstain I. The Modern World-System and Evolution // Journal of World-System Research. 1995. Vol. 1, № 19.



[1] Статья подготовлена на основе главы из монографии: С. Г. Кирдина. Х- и Y-экономики: институциональный анализ (М: Наука, план выпуска 2 кв. 2004 г.). Заявки на монографию принимаются по адресу: www.kirdina.ru

[2] Как указывает А. К. Шаститко, на западе нео-институционализм возник в результате неудовлетворенности результатами неоклассической теории в объяснении феномена Великой депрессии на рубеже 20-30 гг. ХХ века, а также многих других аспектов практической деятельности (Шаститко, 2002, с. 27).

[3] Как известно, ортодоксальная теория, или мэйнстрим, представляет собой общедисциплинарную организацию знания, которая может быть описана как концептуальная популяция, объединенная общими дисциплинарными идеалами и нормами экономического знания. К базовым ее постулатам, или основным аналитическим инструментам относятся: модель рационального экономического человека, модель рыночного равновесия и принцип максимизации.

[4] Заранее отметим, что данная классификация не претендует на обобщающий и исчерпывающий характер. Наверняка за ее пределами остались многие интересные институциональные исследования, еще ждущие своих систематизаторов.

[5] На эту тему см.: Батыгин, 1996; Попков, Тюгашев, 2001; Davydova, 1997; Новосибирская социологическая школа, 2003, и др.

[6] См. работы коллектива Измерение и моделирование в социологии, 1969; Методы распознавания образов и их применение в социальных исследованиях, 1969; Социология и математика: Международный сборник статей. 1970; Математика и социология, 1972, и др.

[7] Проблемы системного изучения деревни, 1975; Методология и методика системного изучения советской деревни, 1980, и др.

[8] См. Пути совершенствования социального механизма развития советской экономики, 1989 и др.

[9] Традиционный институционализм – течение экономической мысли, которое в большей степени связано с социологическими методами анализа. Традиционный институционализм более ориентирован на использование идей из смежных дисциплин – философии, истории, больше склонен рассматривать экономические явления и процессы в эволюционном плане (Шаститко, 2002, с. 39).

[10] Здесь можно сделать что-то вроде «Прим. ред: на страницах ряда отечественных журналов регулярно публикуются работы, в которых теория институциональных матриц является предметом дискуссии и объектом анализа. См., например, работу Н. В. Латовой «В какой матрице мы живем? (этнометрическая проверка теории институциональных матриц)» в нашем журнале за 2003, том.1, № 3».

[11] Корнаи специально отмечает сходство между этим свойством системной парадигмы и парадигмой западной «институциональной экономики», отмечая одновременно, что в других аспектах они весьма различны (Корнаи, 2002, с. 10).

2002-2024 KIRDINA.RU
АКТИВНАЯ ССЫЛКА НА САЙТ ОБЯЗАТЕЛЬНА